Уходили пешком

Уходили, по-видимому, 27-го июня. Если учесть, что немцы 30-го были в Задвинье, а 1-го заняли всю Ригу, то в последний момент. Первую попытку сделали накануне, из Риги уходил, как оказалось позже, последний поезд на восток, в Россию. Собрали немного вещей и впятером, с детьми и бабушкой, мамой Регины, пришли на вокзал. Пришли слишком поздно, в поезд их не пустили. Обошли весь состав, в каждом вагоне отвечали односложно и одно и то же - мест нет. Не знаем, о чем Регина и Хацкель говорили той ночью, знаем только, что спать они не ложились, и к утру решение было принято - уходить пешком, детей надо спасать. На этот раз вышли вчетвером, старой бабушке с больными ногами такой переход был не под силу. Успокаивали себя, что уходят ненадолго, что остается она не одна, а под присмотром своей хорошей подруги, что, в конце концов, немцы не станут трогать старого человека...

К сожалению, тронули. Когда семья вернулась в 44-м, все что Регине удалось узнать, что ее мама разделила судьбу 90 процентов рижских евреев. Нашлись люди, видевшие ее уходящей в гетто, но никто не видел ее выходящей оттуда. Уже совсем недавно, в 2011 году нам удалось на интернете найти списки "жителей" рижского гетто. И там по адресу Katolu iela 15, квартира 3 вместе с еще 14 людьми прожила свои последние дни наша прабабушка. Согласно записи, сделанной аккуратным чиновником, она была забрана в гетто 5 октября 1941-го года. Дата смерти не указана, но можно предположить, что она совпадает с одной из больших акций уничтожения, проведённых фашистами в ноябре - декабре 1941-го года.

Итак, уходили вчетвером, провожать вышел весь подъезд большого еврейского дома Шиффа, Бривибас 54/56. Многие просто провожали вопросительным взглядом, некоторые задавали вопрос вслух - Вы куда уходите? Вы к НИМ уходите? Далёкая Россия казалась ещё страшнее, чем приближающиеся фашисты. Как ответить на этот вопрос, дедушка не знал. Знал только то, что они с бабушкой почувствовали этой бессонной ночью - детей надо спасать. А когда через четыре года вернулись назад, отвечать было уже некому. 

Шли пешком, сначала по Бривибас, потом по Псковскому шоссе. Шли, по-видимому, несколько дней. Девочки помнят только бесконечную дорогу и ночёвки иногда в каких-то сараях, иногда просто у дороги приткнувшись к плечу родителей. Несколько раз повезло и удавалось проехать часть пути на телеге. Прошли около 70 километров и на станции Иерики догнали тот поезд, в который не удалось сесть в Риге. На этот раз их встретили намного дружелюбнее, места нашлись.

Поезд привёз их, по-видимому, в Йошкар-Олу. Хацкелю нашлась работа в Мари-Туреке, маленьком марийском селе. Из всего огромного запаса его знаний востребованным оказался немецкий язык. Для бабушки места в той же школе не нашлось, два учителя немецкого языка для маленького села было слишком много. Она устроилась в соседней деревне счетоводом. Так семья разделилась, Рут, старшая, осталась с отцом, при школе, Мирьям переехала с мамой.

Жизнь в Мари-Туреке Рут и Мирьям вспоминали отдельными эпизодами.

Вот Хацкель учится топить печь и готовить. Он имел обширные знания по Древней Греции и Риму, хорошо разбирался в русской литературе и немецкой философии, говорил на пяти языках. Но кормить детей, заботиться об их здоровье, создавать уют в доме всегда была Регинина обязанность.

Девочки пошли в школу. Русский язык дался не сразу, не раз Хацкелю приходилось объяснять Рут, в чём разница между совершенным и несовершенным видом. Но со временем этот язык стал родным, наряду с немецким и идиш. Фотографии их тех классов до сих пор в семейных альбомах, и как они не похожи на довоенные. Но всё было как у всех подростков, праздники, гуляния с мальчиками по главной улице села. А потом мальчики начали исчезать с фотографий и из классных комнат, иногда приходили письма с фронта, а иногда просто похоронки.

По субботам Рут ходила к маме в соседнюю деревню. Особенно страшно было зимой; в темноте, через лес, когда каждый куст и сугроб казался зверем или разбойником, и незабываемое чувство облегчения, когда впереди на тропинке удавалось увидеть силуэт мамы, вышедшей навстречу.
В 43-м Рут окончила школу и поступила в Казанский Университет. Училась сначала очно, а потом заочно, когда украли хлебные карточки и голод вернул назад к родителям.
Страх голода остался надолго и пережил войну. И конечно, осталась благодарность к России, что приютила и к односельчанам, что помогли выжить. Хотя некоторые из них говорили - погодите, после войны мы поедем в вашу Ригу, а вы останетесь здесь. Многие кошмары сбывались в то время, этот, к счастью, нет.

В Ригу семья вернулась в 1944-м, сразу после освобождения. Сначала Рут, чтобы продолжить учёбу в Латвийском Университете, а через пару месяцев и остальные. Встреча с любимым городом была радостной и грустной. Бабушка их не дождалась. Город казался пустынным, не хватало 70 тысяч евреев, не переживших эту войну, родственников, знакомых, друзей и соседей Хацкеля и Регины. Квартира была разграблена и занята. Исчезла библиотека Хацкеля, фотографии и архивы семьи. Случайно в квартире дворника Регина обнаружила свою вазу и картину, написанную ещё её отцом, художником любителем и профессиональным рисовальщиком вывесок. В дальнейшем картина пропала во время одного из бесчисленных переездов семьи. А ваза жива до сих пор, она добралась с нами до Америки и напоминает нам о той далёкой ночи, когда Хацкель и Регина приняли решение, что детей надо спасать. И спасли своих ненаглядных дочек, Рут и Мирьям, а также их детей, внуков и правнуков, как уже родившихся, так и получивших этот шанс.

 

Леонид Вольперт, США, 2013