Из Одессы в Ермолаевку

28 июля - 6 октября 1941г – май 1942г. 

- Маечка, как удалось довезти ваши семейные фотографии из Одессы в 1941г. до Москвы в 1956-м? Через Башкирию, Донбасс и Тамбов? Из Одессы родители уходили вместе?

- Нет, из Одессы мы уходили с мамой, а папа был в это время на рытье окопов со своим пединститутом. Одессу в это время усиленно бомбили, начиная с 22 июля. Мы с мамой уезжали вместе с университетом, где я училась, а мама преподавала. Собственно, мы не ехали, а шли. Руководство добыло три подводы с казенными лошадьми. Лошади были худые и слабые, и на них везли вещи и людей, которым  было трудно идти. Иногда маму подсаживали на телегу, я же всё время шла пешком. За день проходили немного, т.к. лошади были слабые, долго идти не могли.  Мы шли и без конца лузгали семечки, подсолнухов вокруг было достаточно.

- Ну, значит, вы не голодали, по крайней мере. 

 - Нет, не голодали. Заходили в сёла, обращались в сельсовет.  Но шли мы неоптимальным путем, слишком долго. Немцы выбрасывали десанты, надо было их избегать. Шли по Одесской обл. Запорожской, Николаевской.    На одной телеге ехала кафедра  иностранных  языков. Руководила нами преподаватель - участница гражданской войны. Но это была уже другая война, для этой войны опыта у нее, как и у всех нас, не было. Она старалась уберечь нас от бомб, поэтому вела  не самым коротким путем.

- Но всё же уберегла?!
- В общем, да. Через две недели,  13 августа, мы подошли к Херсону, там надо было переправляться через Днепр. Мы расположились на пристани. заполненной толпами людей. Можно сказать,  вся Одесса была там, т.е. все одесские вузы  При нас переправляли курсантов  одесского пехотного училища, где было много знакомых студентов.  И тут на переправу сбросили бомбу. Хорошо, что мимо.  Целились в мост, а попали в воду. Всё время орало радио – передавали вперемежку сводки Совинформбюро и классическую музыку.

В Херсоне мы застали  папу. Сначала мне встретилась моя подруга по университету Нэти – она сейчас живёт в Филадельфии. Она сказала, что здесь в Херсоне папа, и мы помчались с ней как сумасшедшие. Он стоял, кажется с полотенцем. Первое, что он спросил: «где мама?»  Вот это была встреча!

Ты сама понимаешь, что переправа – нелегкое дело при такой массе народа. Переправиться удалось через 2 дня. У папы была  частная  лошадь, которую они купили вместе с товарищем еще в Одессе. На этой лошади двумя  семьями добрались до Бердянска, где предназначено было продолжать работу пединститута  и университета. Ведь Бердянск далеко от границы.  Не предполагали, что немцы станут так быстро наступать.  Но в Бердянске уже вовсю шла эвакуация.  Группа наша,  с которой вышли из Одессы, фактически распалась, и дальше выбирались на свой страх и риск.  У нас на пути были Джанкой, Ейск, еще какие-то пункты. Форсировали разные речки, однажды  ночью переправлялись на пароме со стадом коров.

Из   Ейска  поехали эшелоном до Сталинграда. Ехали в теплушке. Это была удача, хотя было очень тесно, даже сидячих мест не хватало. Но мы с мамой сидели. Молодежь открывала  дверь теплушки, и мы по очереди сидели в дверях, свесив ноги наружу, а чтобы не упасть во время дремы, протягивали  поперек двери связки ремней.

Но  многим пришлось ехать на открытых платформах, под этим жгучим солнцем.  Так ехали  еврейские семьи  из Умани, и когда шел дождь, мы забирали малышей к себе. Мне досталась девочка Фаня 3 лет, с которой мы разговаривали  на идиш.

В эшелоне ехали примерно 6 суток. За это время в  нашей группе умерли 2 пожилых человека…

- Одесса к этому времени уже была окружена?
- Одесса была тупик. Железнодорожный тупик. Все пути были перерезаны еще в июле. Там был гарнизон, оборонялись отчаянно, бомбы рвались непрестанно, громадное число домов было разрушено, но, скорее, не от бомб, а от ветхости. Город ведь построен из известняка, материала хрупкого. Кто-то вспоминал, что в развалинах дома нашли статую, а оказалось, что это труп мальчика, засыпанный известняком. Одессу Красная Армия оставила в   октябре, отправляясь морем в  Севастополь.

- Кажется, в Одессе стоял румынский гарнизон?

- Это были смешанные румынские и немецкие части. Немцы не доверяли румынам полностью. А люди – те, что остались в городе, многие погибли…

В Сталинграде мне запомнилось событие – в универмаге купили шапку-ушанку. Это тот самый универмаг, из которого полутора  годами позже  вышел сдаваться Паулюс!

А ушанка мне потом хорошо послужила. В Башкирии зимой она меня спасала, наряду с меховым воротником, который  я во время сборов в Одессе спорола со своего зимнего пальто. Ведь старались брать самое необходимое и полегче. Вот я и взяла этот воротник и мамино летнее пальто. На работу приходила так: сначала ватник, поверх него – мамино летнее пальто. На шею поверх пальто надевался воротник с меховыми помпонами. Этот наряд венчала ушанка из сталинградского универмага. Колоритное зрелище. Учителя говорили: Мая Исааковна вылезает из своей капусты.

В Сталинграде выяснилось, что  работы для нас не предвидится. Надеялись, что здесь можно будет учиться и работать. Я-то учиться   вообще не собиралась, в каждом городе сразу бежала в военкомат проситься на фронт. И не я одна, как ты понимаешь. Получали  отказ, и ехали дальше на восток. В Сталинграде надо было решать: ехать на юг  в Ср.Азию или   плыть по Волге на север. Выбрали север  из-за мамы, боялись среднеазиатской жары из-за ее больного сердца.

С трудом попали  на теплоход, скученность была страшная.  Ехали, конечно, в трюме. На более удобных местах старались разместить семьи военных.  А в трюме   уже находились польские евреи – в полной темноте зажигали свечи. Раздавались молитвы.

Я была простужена. Камское устье оказалось первым местом, где не было затемнения. До сих пор помню, что там удалось купить пиво, люблю его до сих пор.  Беженцев подкармливали, была организована какая-то еда. Помню морковные  пирожки. Однажды папе повезло купить кусок колбасы.

Маршрутом  Волга-Кама-Белая добрались до Уфы. Родители немедленно отправились  в Наркомпрос и выяснили,  что и здесь работы нет.   Нас опередила Украинская Академия наук!

Уфа меня поразила обилием русских книг, которых очень не хватало в Одессе. Там даже Маяковский был на украинском.  Моих денег хватило только на книжечку Льва Кассиля «Маяковский начинается».
Начинался октябрь. В расчете на работу в школе нам посоветовали   на юге Башкирии райцентр Ермолаевку (сейчас это город Ермолаево). С преобладающим русским населением, русской школой. Полагали, что работа будет для мамы - немецкий язык. Папа тоже надеялся что-нибудь найти. Ну, а я думала об армии.

Путь был не близкий. Грузовики застряли в жирной башкирской грязи, нас вытаскивали тракторами. Там даже телеги были с высокими колесами.  Было уже холодно, мы мерзли. И пока мы там торчали, для поднятия настроения я читала вслух населению грузовиков и водителям стихи поэтов-футуристов из книжки «Маяковский начинается».

По приезде всё оказалось иначе: «немец» в школе уже был, а вот математиков и физиков  не хватало: мужчины  ушли на фронт. И мне -18-летней! – достались в огромном 10-м классе все три математики, физика и астрономия. Плюс физика в двух 9-х и двух 8-х  плюс классное руководство в 8-м. Оплата была мизерная, т.к. у меня ни диплома, ни стажа. Папе дали историю в 10-м классе. Мы всей семьёй подали заявления в армию. И маму зимой мобилизовали как знающую немецкий язык. Везли ее в Уфу на телеге. Морозы были сильные, кучер дал ей ватное одеяло.   Но в Уфе  всё же разобрались, и  ее отправили назад тоже телеге,  с тем же одеялом.

В райцентре карточек не полагалось, местные жили огородами. Главная наша пища была тыква.Без жира и сахара. И все равно я помню, какая она была вкусная.

В школе я пропадала до ночи.  Особенно  близки мне были  десятиклассники - мои ровесники. До сих пор помню большую часть их фамилий и даже как они сидели в классе, а я непрерывно ходила между партами, тем более, что в школе было холодно, даже чернила замерзали. Однажды попросилась на урок к папе и с удивлением увидела, что вот он сидит спокойно, и дети его слушают…

До войны я училась в школе радистов, но не успела ее закончить – она была 2-годичная. Когда началась война, мы с мамой записались на курсы медсестер. И хотя они были краткосрочные, окончить их не успели. Поэтому вдобавок к работе в школе я продолжила учебу и закончила  школу  медсестер при районной больнице - там была богатая  медицинская практика. Прошли всё – ожоги, травмы, операции, и даже  роды. 

В апреле 1942 г. стало известно о женском  комсомольском  наборе в зенитную артиллерию.  Из нашего райцентра набралось добровольцев 19 чел, часть эвакуированных. Меня не хотели  отпускать и школа и райздрав - поскольку я уже была медсестрой. Но настроение было боевое, все были  в состоянии душевного подъема.  Я стала срочно сдавать дела, и 5 мая  на нескольких телегах мы отправились в Уфу.